Мария
Ивановна Цветаева
(8.10.1892
– 31.08.1941)
Марина Цветаева родилась
8 октября 1892 года в Москве.
Дедом Марины Цветаевой по
отцовской линии был священник из Владимирской губернии. Ее отец, Иван
Владимирович Цветаев, был искусствоведом, филологом, профессором Московского
университета, директором Румянцевского музея и основателем Музея изящных
искусств на Волхонке (ныне Государственный музей изобразительных искусств имени
А.С.Пушкина).
Ее мать, Мария
Александровна, происходила из обрусевшей польско-немецкой семьи и была
талантливой пианисткой, учившейся у Рубинштейна. Ее младшая дочь Ася в своих
«Воспоминаниях» писала: «Детство наше полно музыкой. У себя на антресолях мы
засыпали под мамину игру, доносившуюся снизу, из залы, игру блестящую и полную
музыкальной страсти. Всю классику мы, выросши, узнавали как «мамино» - «это
мама играла…». Бетховен, Моцарт, Гайдн, Шуман, Шопен, Григ… под звуки мы
уходили в сон».
Посвятив себя семье,
Мария Александровна стремилась передать детям все, что почитала сама: поэзию,
музыку, старую Германию, «Ундину», презрение к физической боли и культ святой
Елены, «с одним против всех, с одним без всех». Самоотверженность и мятежность,
осознание возвеличенности и избранничества благодаря матери стали определяющими
моментами воспитания, которые сформировали облик Марины Цветаевой. «После такой
матери мне осталось только одно: стать поэтом», - написала она в
автобиографическом очерке «Мать и музыка» в 1934 году. Благодарным
воспоминанием о родителях были посвящены и другие очерки Марины Цветаевой:
«Сказка матери» в 1934 году и «Отец и его музей» в 1933 году. Но, несмотря на
духовно близкие отношения с матерью, юная Марина Цветаева ощущала себя в
родительском доме одиноко и отчужденно. Она намеренно закрывала свой внутренний
мир и от сестры Аси, и от сводных брата и сестры – Андрея и Валерии. Даже с Марией
Александровной у нее не было полного взаимопонимания. Марина жила в мире
прочитанных книг, возвышенных романтических образов.
 |
| Анастасия (слева) и Марина (справа) Цветаевы, 1905 г. |
Счастливая пора ее
детства, связанная с рождественскими елками, рассказами матери, волшебством
книжных открытий и человеческих встреч, проходившая в уютном старом доме в
Трехпрудном переулке у Патриарших прудов, была прервана неожиданной болезнью
матери. Мария Александровна заболела чахоткой, ее здоровье требовало теплого и
мягкого климата, и осенью 1902 года семья Цветаевых уехала за границу. Цветаевы
жили в Италии, Швейцарии и Германии, где Марина продолжала получать образование
в католических пансионах Лозанны и Фейбуга. Красота швейцарских Альп и
сказочность германского Шварцвальда навсегда остались в памяти Цветаевой. В
1905 году семья Цветаевых побывала в Крыму, где Марина пережила увлечение
революционной романтикой – ее кумиром в то время стал лейтенант Шмидт. Летом
1906 года Цветаевы уехали в городок Тарусу на Оке, где обычно проводили летние
месяцы. Там в июле скончалась, так и не выздоровев, Мария Александровна. Горечь
этой утраты никогда так и не изгладилась в душе Марины:
С
ранних лет нам близок, кто печален,
Скучен
смех и чужд домашний кров…
Наш
корабль не добрый миг отчален
И
плывет по воле всех ветров!
Все
бледней лазурный остров – детство,
Мы
одни на палубе стоим.
Видно
грусть оставила в наследство
Ты,
о мама, девочкам своим!
(«Маме»)
Осенью 1906 года Цветаева
по собственному желанию поступила в интернат при московской частной гимназии,
предпочитая учебе среди чужих людей жизнь в стенах осиротевшего дома в
Трехпрудном. Она много и беспорядочно читала, отличаясь в гимназии не столько усвоением
предметов обязательной программы, сколько широтой своих культурных интересов.
Она увлеклась чтением произведений Гёте, Гейне и немецких романтиков, историей
Наполеона и его сына, герцога Рейхштадского. Ей импонировал герой пьесы
Э.Ростана «Орленок», которую Цветаева перевела, но перевод не сохранился. Она
была поражена искренностью исповедального «Дневника» своей современницы, рано
умершей художницы Марии Башкирцевой. Цветаевой нравились произведения Лескова,
Аксакова, Державина, Пушкина и Некрасова. Своими любимыми книгами позже она
называла «Нибелунгов», «Илиаду» и «Слово о полку Игореве», любимыми стихами –
«К морю» Пушкина, «Свидание» Лермонтова и «Лесной царь» Гёте. Цветаева рано
ощутила свою самостоятельность во вкусах и привычках, и всегда отстаивала это
свойство своей натуры в дальнейшем. Она была диковата и дерзка, застенчива и
конфликтна, за пять лет она поменяла три гимназии. Как писала ее младшая сестра
Анастасия, попав в пансион фон-Дервиз, она вскоре была оттуда выгнана за
дерзость и плохое влияние на соучениц. Далее Марина училась в гимназии
Алферовой и позже - в гимназии М.Г.Брюхоненко. Но и там «она скучала самым
отчаянным образом». Анастасию тоже перевели в гимназию М.Г.Брюхоненко и «с
первых же дней, в переменах сходясь, вдвоем ходили по рекреационной зале, под
высоким лепным потолком». Илья Эренбург, оценивая ее характер, заметил, что
«Марина Цветаева совмещала в себе старомодную учтивость и бунтарство, пиетет
перед гармонией и любовь к душевному косноязычию, предельную гордость и предельную
простоту».
В 1909 году
шестнадцатилетняя Цветаева самостоятельно совершила поездку в Париж, где в
Сорбонне прослушала курс старофранцузской литературы. Летом 1910 года Марина и
Ася вместе с отцом уехали в Германию, где жили в местечке Вайсер Хирш, недалеко
от Дрездена, в семье пастора, пока Иван Владимирович собирал в музеях Берлина и
Дрездена материалы для будущего музея на Волхонке. А осенью того же года Марина
Цветаева выпустила на собственные средства сборник стихов «Вечерний альбом».
Писать стихи Цветаева
начала еще в шестилетнем возрасте, причем - не только по-русски, но и
по-французски и по-немецки. Она также вела дневник и писала рассказы.
Появившийся в цветаевской семье поэт Эллис (псевдоним Л.Л.Кобылинского)
способствовал знакомству Марины с творчеством московских символистов. Она
посещала издательство «Мусагет», слушала «танцующие» лекции Белого, ее влекла и
одновременно отталкивала личность и поэзия Валерия Брюсова, она мечтала войти в
малознакомый, но притягательный мир его поэзии. Свой первый сборник стихов
Марина, не раздумывая, послала Брюсову, Волошину и в издательство «Мусагет» с
«просьбой посмотреть». Она сделал это с прямотой, правдивостью и искренностью,
свойственной ей в дальнейшем всю жизнь и сформулированной в одном из дневников:
«Единственная обязанность на земле человека – правда всего существа». На
сборник последовали благосклонные отзывы Брюсова, Гумилева, Волошина и других
поэтов. Брюсов отметил дневниковую непосредственность, выделяющую автора из
среды приверженцев крайностей эстетизма и отвлеченного фантазирования, и
некоторую «пресность» содержания, отзыв Волошина был исполнен
благожелательности к «юной и неопытной книге». Он даже счел необходимым
посетить юную Цветаеву у нее дома, и после серьезной и содержательной беседы о
поэзии началась, несмотря на большую разницу в возрасте, их длительная дружба.
До революции Цветаева часто гостила у него в Коктебеле, а позже она вспоминала
об этих посещениях пустынного тогда уголка Восточного Крыма как о самых
счастливых днях в своей жизни.
В своей первой книге
Цветаева описывала страну счастливого детства, прекрасную, хотя и не всегда
безоблачную, глазами ребенка. Это отразилось и в названии вымышленного
издательства «Оле-Лукойе». Полудетские «впечатления бытия» лишь условно делились
на разделы «Детство», «Любовь» и «Только тени». В них наивно, но
непосредственно и искренне были отражены основные мотивы ее будущего творчества
- жизнь, смерть, любовь и дружба. Однако, уже в этом сборнике были стихи, в
которых слышался голос не просто талантливого ребенка, а интересного поэта. Ее
лирическая героиня в стихотворении «Молитва» была исполнена лихорадочной любви
к жизни, любви, жаждущей абсолюта:
Всего
хочу: с душой цыгана
Идти
под песни на разбой,
За
всех страдать под звук органа
И
амазонкой мчаться в бой
Люблю
и крест, и шелк, и краски,
Моя
душа мгновений след…
Ты
дал мне детство – лучше сказки
И
дай мне смерть – в семнадцать лет!
(«Молитва», 26
сентября 1909)
Не окончив гимназии,
весной 1911 года Цветаева уехала в Коктебель к Волошину. Здесь она
познакомилась с Сергеем Эфроном - круглым сиротой и сыном
революционеров-народников.
В Сергее Эфроне Цветаева
увидела воплощенный идеал благородства, рыцарства и вместе с тем беззащитность.
Любовь к Эфрону была для нее и преклонением, и духовным союзом, и почти
материнской заботой. В январе 1912 года она вышла за него замуж и выпустила
посвященный ему второй сборник стихов – «Волшебный фонарь».
В сентябре 1912 года у
Цветаевой родилась дочь Ариадна, Аля, к которой позже были обращены
многочисленные стихотворения.
Все
будет тебе покорно,
И
все при тебе – тихи.
Ты
будешь как я - бесспорно –
И
лучше писать стихи…
(«Але», 1914)
Сдержанность, с которой
критика встретила ее вторую книгу, заставила Цветаеву задуматься над своей
поэтической индивидуальностью. Ее стих становился более упругим, в нем
появилась энергия, ясно ощущалось стремление к сжатой, краткой, выразительной
манере. Стремясь логически выделить слово, Цветаева использовала шрифт, знак
ударения, а также свободное обращение с паузой, что выражалось в многочисленных
тире, усиливающих экспрессивность стиха. В неопубликованном сборнике «Юношеские
стихотворения», объединявшем стихотворения 1913 – 1914 годов, было заметно
особое внимание Цветаевой к деталям, бытовой подробности, приобретающей для нее
особое значение. Цветаева реализовывала принцип, заявленный ей в предисловии к
сборнику «Из двух книг»: «Закрепляйте каждое мгновение, каждый жест, каждый
вздох! Но не только жест – форму руки, его кинувшей»; не только вздох – и вырез
губ, с которых он, легкий, слетел. Не презирайте внешнего!..». Эмоциональный
напор, способность выразить словом всю полноту чувств, неустанное внутреннее
душевное горение, наряду с дневниковостью, становились определяющими чертами ее
творчества. Говоря о Цветаевой, Ходасевич отмечал, что она «словно так дорожит
каждым впечатлением, каждым душевным движением, что главной ее заботой
становится – закрепить наибольшее число их в наиболее строгой
последовательности, не расценивая, не отделяя важного от второстепенного, ища
не художественной, но, скорее, психологической достоверности. Ее поэзия
стремится стать дневником…».
Сжатостью мысли и
энергией чувства было отмечено немало стихотворений Цветаевой этого периода:
«Идешь, на меня похожий…», «Бабушке», «Какой-нибудь предок мой был – скрипач…»
и другие произведения. Она писала пламенные стихи, вдохновленные близкими ей по
духу людьми: Сергеем Эфроном и его братом - рано умершим от туберкулеза Петром
Эфроном. Она обращалась к своим литературным кумирам Пушкину и Байрону
(«Байрону», «Встреча с Пушкиным»).
Первая мировая война
прошла мимо Цветаевой. Несмотря на то, что ее муж некоторое время курсировал с
санитарным поездом, рискуя жизнью, и она очень волновалась за него, Цветаева
жила отрешенно, словно в прошлом столетии, поглощенная своим внутренним миром.
«Вся моя жизнь – роман с собственной душой», - говорила она.
Ни Февральскую, ни
Октябрьскую революции Цветаева близко не приняла. Однако с весны 1917 года
наступил трудной период в ее жизни. «Из истории не выскочишь», - сказала она
позднее. Жизнь на каждом шагу диктовала свои условия. Беззаботные времена,
когда можно было заниматься тем, чем хотелось, уходили в прошлое. Цветаева
пыталась уйти от ужасов и голода внешней жизни в стихи, и, несмотря на все
тяготы, в период с 1917-го по 1920-й годы стал исключительно плодотворным в ее
жизни. За это время она написала более трехсот стихотворений, шесть
романтических пьес и поэму-сказку «Царь-Девица».
В 1917 году Цветаева
сблизилась с кружком артистической молодежи из Второй и Третьей студий руководимого
Вахтанговым Художественного театра. Она начала писать пьесы, напоминающие
некогда любимого ей Ростана и лирические драмы Блока. Сюжеты она черпала из
галантного восемнадцатого века. Ее пьесы были наполнены романтическими
страстями, драматизмом любви и всегда заканчивались разлукой. Лучшими из них
были «Приключение», «Фортуна» и «Феникс». Они были написаны простыми, изящными
и остроумными стихами.
В апреле 1917 года
Цветаева родила вторую дочь. Сначала она хотела назвать ее Анной в честь
Ахматовой, но потом передумала и назвала Ириной: «Ведь судьбы не повторяются».
По свидетельству родных и близких, Марина практически не уделяла ей времени. «Я
заглядываю в первую (три шага от входа) комнату: там кроватка, в которой в
полном одиночестве раскачивается младшая дочь Марины - двухлетняя Ирочка», -
вспоминала М.И.Гринёва-Кузнецова. «Всю ночь болтали, Марина читала стихи… Когда
немного рассвело, я увидела кресло, всё замотанное тряпками, и из тряпок
болталась голова - туда-сюда. Это была младшая дочь Ирина, о существовании
которой я до сих пор не знала», - дополняла рассказ В.К.Звягинцева.
Жить в Москве становилось
все труднее, и в сентябре Цветаева уехала в Крым к Волошину. В разгар
октябрьских событий она вернулась в Москву и вместе с Сергеем Эфроном вновь
отправилась в Коктебель, оставив в Москве детей. Когда же через некоторое время
она приехала за ними, вернуться в Крым оказывается невозможно. Началась ее
долгая разлука с мужем, вступившем в ряды армии Корнилова. Цветаева переносила
разлуку стойко и становившиеся все более тяжелыми бытовые условия. Она ездила
осенью 1918 года под Тамбов за продуктами, пыталась работать в Наркомнаце,
откуда через полгода, будучи не в силах постигнуть то, что от нее требовали,
ушла, поклявшись никогда больше не служить. В самое тяжелое время, осенью 1919
года, чтобы прокормить дочерей, она отдала их в Кунцевский детский приют.
Вскоре тяжело заболевшую Алю пришлось забрать домой, а в феврале 1920 года
умерла от голода маленькая Ирина.
Две
руки, легко опущенные
На
младенческую голову!
Были
– по одной на каждую –
Две
головки мне дарованы.
Но
обеими – зажатыми –
Яростными
– как могла! –
Старшую
у тьмы выхватывая –
Младшей
не уберегла.
(«Две руки, легко
опущенные», 1920)
В своем творчестве Марина
Цветаева всегда оставалась вне политики. Она, как и Волошин, была «над
схваткой», осуждала братоубийственную войну. Однако после поражения
Добровольческой армии исторические и личные потрясения, слившись воедино
(уверенность в гибели дела, которому служил Сергей Эфрон, а также уверенность в
смерти его самого), вызвали в творчестве Цветаевой ноту высокого трагического
звучания: «Добровольчество – это добрая воля к смерти». В сборнике «Лебединый
стан» со стихами о героическом и обреченном пути Добровольческой армии меньше
всего было политики. В ее стихах звучала тоска по идеальному и благородному
воину, они были заполнены отвлеченной патетикой и мифотворчеством. «Прав, раз
обижен», - станет девизом Цветаевой, романтическая защита побежденных, а не
политика двигала ее пером:
Белая
гвардия, путь твой высок:
Черному
делу – грудь и висок.
Божье
да белое твое дело:
Белое
тело твое – в песок
(«Белая гвардия,
путь твой высок», 1918)
Почти четыре года
Цветаева не имела известий о своем муже. Наконец, в июле 1921 года она получила
от него письмо из-за границы, где он находился после разгрома белой армии. Его
по просьбе Цветаевой разыскал Эренбург, уехавший за границу. Цветаева мгновенно
приняла решение ехать к мужу, учившемуся в Пражском университете, где
правительство Масарика выплачивало некоторым русским эмигрантам стипендию за
счет золотого запаса, вывезенного в гражданскую войну из России.
В мае 1922 года Цветаева
добилась разрешения на выезд за границу. Некоторое время она жила в Берлине,
где ей помог устроиться в русском пансионе Илья Эренбург. В Берлине,
недолговечном центре русской эмиграции, куда благодаря дружественным отношениям
между Германией и Россией часто приезжали и советские писатели, Цветаева
встретилась с Есениным, которого немного знала раньше, и подружилась с Андреем
Белым, сумев его поддержать в трудный для него час. Здесь завязалось ее
эпистолярное знакомство с Борисом Пастернаком, под сильным впечатлением от его
книги «Сестра моя жизнь».
Два с половиной месяца,
проведенные в Берлине, оказались для нее очень напряженными и человечески, и
творчески. Цветаева успела написать более двадцати стихотворений, во многом не
похожих на прежние. Ей были созданы цикл «Земные предметы», стихотворения
«Берлину», «Есть час на те слова…» и другие произведения. Ее лирика становилась
более усложненной, она уходила в тайные зашифрованные интимные переживания.
Тема вроде бы оставалась прежней: любовь земная и романтическая, любовь вечная,
- но выражение было иное.
В августе 1922 года
Цветаева уехала в Прагу к Эфрону. В поисках дешевого жилья они кочевали по
пригородам: Макропосы, Иловищи, Вшеноры – деревни с первобытными условиями
жизни. Всей душой Цветаева полюбила Прагу, город, вселявший в нее вдохновение,
в отличие от не понравившегося ей Берлина. Трудная, полунищенская жизнь в
чешских деревнях компенсировалась близостью к природе – вечной и неизменно
возвышающейся над «земными низостями дней», пешими прогулками по горам и лесам,
а также дружбой с чешской писательницей и переводчицей А.А.Тесковой. Их
переписка после отъезда Цветаевой во Францию составила в дальнейшем отдельную
книгу, вышедшую в Праге в 1969 году.
 |
| Марина Цветаева с сыном |
Осенью 1925 года
Цветаева, устав от убогих деревенских условий и перспективы растить сына «в
подвале», перебралась с детьми в Париж. Ее муж должен был через несколько
месяцев окончить учебу и присоединиться к ним. В Париже и его пригородах
Цветаевой суждено было прожить почти четырнадцать лет. Жизнь во Франции не
стала легче. Эмигрантское окружение не приняло Цветаеву, да и сама она часто
шла на открытый конфликт с литературным зарубежьем. С.Н.Андроникова-Гальперн
вспоминала, что «эмигрантские круги ненавидели ее за независимость,
неотрицательное отношение к революции и любовь к России. То, что она не
отказывалась ни от революции, ни от России, бесило их». Цветаева ощущала себя
ненужной и чужой, и в письмах к Тесковой, забыв о былых невзгодах, с нежностью
вспоминала Прагу.
Некоторый успех, который сопутствовал
Цветаевой в эмигрантском литературном мире в первые два парижских года,
постепенно сошли на нет. Интерес к её поэзии падал, хотя печатались её поэмы
«Крысолов» и «Лестница», а в 1928 году вышел сборник стихов «После России
(Лирика 1922-1925 гг.)». Стихотворные произведения становилось все труднее
устроить в печати. Заработки мужа были небольшими и случайными, он метался от
одного занятия к другому: снимался статистом в кино, пробовал себя в
журналистской деятельности. «Никто не может вообразить бедности, в которой мы
живём. Мой единственный доход - от того, что я пишу. Мой муж болен и не может
работать. Моя дочь зарабатывает гроши, вышивая шляпки. У меня есть сын, ему
восемь лет. Мы вчетвером живём на эти деньги. Другими словами, мы медленно умираем
от голода», - плакакла в своих воспоминаниях Цветаева. К концу 1920-х годов
Сергей Эфрон всё больше принимал то, что происходило в Советской России, и
начинал мечтать о возвращении домой. В начале 1930-х годов его завербовала
советская разведка, и он стал одним из активнейших деятелей «Союза возвращения
на Родину».
Весной 1937 года,
исполненная надежд на будущее, уехала в Москву дочь Цветаевой, Ариадна, еще в
шестнадцать лет принявшая советское гражданство. А осенью Сергей Эфрон в спешке
покинул Париж и тайно переправляться в СССР. Отъезд Цветаевой был предрешен.
Она находится в тяжелом
душевном состоянии, и более полугода ничего не писала, готовила к отправке свой
архив. Из творческого молчания ее вывели сентябрьские события 1938 года.
Нападение Германии на Чехословакию вызвало ее бурное негодование, вылившееся в
цикле «стихи к Чехии».
12 июня 1939 года
Цветаева с сыном уехала в Москву. Радость от соединения семьи длилась недолго.
В августе 1939 года арестовали и отправили в лагерь ее дочь, а в октябре – мужа
Цветаевой. Цветаева скиталась с часто болеющим Муром по чужим углам, стояла в очередях
с передачами Але и Сергею Яковлевичу. Чтобы прокормиться, она занималась
переводами, с головой уходя в работу. «Я перевожу по слуху – и по духу (вещи).
Это больше, чем смысл», - такой подход подразумевал поистине подвижнический
труд. На свои стихи у Цветаевой времени не хватало. Среди переводческих
тетрадей затерялось лишь несколько прекрасных стихотворений, отражавших ее
душевное состояние:
Пора
снимать янтарь,
Пора
менять словарь,
Пора
гасить фонарь
Наддверный…
(Февраль 1941)
В апреле 1941 года
Цветаеву приняли в профком литераторов при Гослитиздате, но силы ее были на
исходе. Она говорила: «Я свое написала, могла бы еще, но свободно могу не…».
Война прервала ее работу
над переводом Гарсиа Лорки, а журналам стало не до стихов. Восьмого августа, не
выдержав бомбежек, Цветаева вместе с несколькими писателями эвакуировалась в
городок Елабугу на Каме.
Работы, даже самой
черной, для нее не было. Она пыталась найти что-нибудь в Чистополе, где
находилось большинство московских литераторов. 28 августа, обнадеженная, она
вернулась в Елабугу, а 31 августа, пока в доме не было сына и хозяев, она
повесилась, оставив три записки: товарищам, поэту Асееву и его семье с
просьбами позаботится о сыне, и Муру: «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы
хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не
могла жить. Передай папе и Але – если увидишь – что любила их до последней
минуты, и объясни, что попала в тупик».
Источник
Комментариев нет:
Отправить комментарий