"Уверенность в себе и энергия – вот что нужно". К 200-летию со дня рождения Николая Платоновича Огарева

"С любовью будет произноситься, и часто будет произноситься имя господина Огарёва, и позабыто оно будет разве тогда, когда забудется наш язык."

Чернышевский Н. Г.

Поэт, мыслитель, революционер Николай Огарев принадлежал к плеяде тех, кого Добролюбов называл "людьми будущего", "перед которыми с изумлением преклонится всякое поколение". "Эти люди, - писал Добролюбов, - почерпнули жизненный опыт в своей непрерывной борьбе и умели его переработать силою своей мысли; поэтому они всегда стояли в уровень с событиями".

  Привета с родины далекой

       Дождался голос одинокой,

       Теперь юней, сильнее он…

       Звучит, раскачиваясь, звон,

       И он гудеть не перестанет,

       Пока — спугнув ночные сны –

       Из колыбельной тишины

       Россия бодро не воспрянет

       И крепко на ноги не станет,

       И — непорывисто смела –

       Начнет торжественно и стройно,

       С сознаньем доблести спокойной,

       Звонить во все колокола.

Из предисловия к «Колоколу»

Николай Платонович Огарев родился 6 декабря 1813 года в Петербурге, в одной из самых богатых и знатных семей России, из поколения в поколение поставлявшей государству крупных чиновников и гвардейских офицеров. Отец Огарева, Платон Богданович, продолжал традиции семьи. Он достиг высоких ступеней служебной лестницы и пошел бы, вероятно, еще дальше, если бы не бросил службу, потрясенный постигшим его несчастьем - ранней смертью жены. О матери Николая, Елизавете Ивановне, урожденной Баскаковой, известно мало. Она умерла, когда сыну не было и двух лет. Добрая, умная, образованная, она навсегда осталась для сына воплощением женственности и любви. После смерти матери семья поселилась в родовом имении Старое Акшено Писарского уезда Пензенской губернии. Там и прошло детство Огарева.

Богатый дом и сад! оранжереи... 
Полсотня слуг... 

Сестра с своей мадамой безотлучной... 

И сам отец, который с нами в день 

Беседовал три раза очень важно 

И коротко, - а на ночь подходил 

К постелям - дать свое благословенье, 

И исчезал, как царственная тень. 

Знакомый, но какой холодный образ!

Атмосфера родного дома была тягостна, "дом мне был тюрьмой", - напишет позже Огарев ("Вы выросли, любя отца и мать..."). Платон Богданович был не злым, а лишь весьма далеким от рано проснувшихся поэтических и умственных интересов сына человеком. В 1820 Огаревы переехали в Москву, но уклад жизни не изменился: строгая чинность, традиционный семейный деспотизм отца, молебны. "Все это, -вспоминал Огарев, - вызывало во мне сильное противодействие и отрывало от этого удушающего мира" ("Записки русского помещика"). В противоположность стоячему быту с большой интенсивностью шла внутренняя жизнь подростка. Через гувернантку Анну Егоровну Горсеттер, ее подругу Елизавету Евгеньевну Кашкину и некоторых учителей до Огарева доходили запрещенные стихи и отзвуки передовых идей времени. Переломным моментом жизни стало восстание декабристов. "Да! - восклицал Огарев, - 1825 имел для России огромное значение. Для нас, мальчиков, это было нравственным переворотом и пробуждением. Мы перестали молиться на образа и молились только на людей, которые были казнены или сосланы. На этом чувстве мы и выросли".

Через два месяца после событий на Сенатской площади скончалась бабушка Огарева. Гувернер мальчика отвел его в дом дальнего родственника Огаревых Яковлева и попросил "воспитанника" Яковлева (в действительности его незаконного сына Александра Герцена) развлечь Ника. День 14 февраля 1826 стал началом их дружбы, прошедшей через всю жизнь.

Полные решимости продолжить дело декабристов, юноши летом 1826 "в виду всей Москвы", на Воробьевых горах, дали клятву осуществить свободолюбивые мечты. Решение пожертвовать "жизнью на избранную борьбу" явилось для них "днем сознания своей дороги".

К университетским годам Огарев подошел с немалым литературным и философским багажом. Пушкин, Рылеев, Руссо, Шиллер; Монтескье, Локк дали богатую пищу для размышлений и укрепляли его свободолюбивые настроения. Огарев набрасывал планы философских статей, увлекался музыкой, писал стихи, но главными для него были политические теории и проекты.

Николай Огарев поступил в Московский университет на правах вольнослушателя, посещая лекции на физико-математическом, словесном и нравственно-политическом отделениях. Его основным занятием, по желанию отца, была служба: в 1832 он был зачислен в Московский архив Государственной коллегии иностранных дел, но делом Огарев "занимался мало".

Необыкновенная человеческая привлекательность Огарева, его отзывчивость и такт сделали его и Герцена своеобразным центром притяжения студенческого кружка, часто собиравшегося в доме отца Огарева, на Никитской. Общественно-политические вопросы стали главными интересами кружка, хотя никакой ясной программы действий еще не было. "Что мы собственно проповедовали, - вспоминал Герцен в "Былом в думах", - трудно сказать. Идеи были смутны, мы проповедовали декабристов и французскую революцию, потом проповедовали сен-симонизм и ту же революцию, мы проповедовали конституцию и республику... Но пуще всего проповедовали ненависть к всякому насилью, к всякому правительственному произволу".

Друзья не скрывали своих убеждений: собирали деньги в помощь сосланным членам кружка Сунгурова, которые считали себя последователями декабристов, приезжали прощаться со ссыльными, носили трехцветные шарфы (цветов знамени французской революции 1789). Кружок Герцена - Огарева скоро привлек к себе внимание властей. Летом 1833 за Огаревым был установлен секретный полицейский надзор, а в ночь на 10 июля 1834 он был арестован.

Благодаря хлопотам влиятельных родных первый арест продолжался недолго: через несколько дней Огарева взяли на поруки. Но после тщательного разбора отобранных у него бумаг, среди которых оказались письма, написанные "в конституционном духе", 31 июля он был арестовав вторично. На допросах в Следственной комиссии Огарев проявил незаурядную силу духа, никого не выдал, никого не запутал. Позже, в поэме "Тюрьма", он писал:

Мне не забыть во век веков 
Безумно-сладостных часов, 

Когда царя тупая сила 

Во мне живую жизнь будила.

Объявленный 31 марта 1835 приговор гласил, что Огарев ссылается в Пензу. Выбор этого города был, с одной стороны, счастьем, так как неподалеку, в одном из имений, жил тяжело больной любимый отец, а с другой - несчастьем, потому что никто не прикладывал столько усилий, чтобы сломить волю Николая Платоновича, сколько приложил его отец. В доме были постоянные гости, Платон Богданович заставлял сына выезжать, делая все, чтобы отвлечь его от политических интересов и прежних друзей. "Моя душа здесь, как в погребе, - писал Огарев друзьям, - ее обклали льдом, и ее внутренняя теплота борется с окружающим холодом и исчезает. О боже! как я несчастлив". Однако, все усилия окружающих приводили только к тому, что Огарев все больше замыкался в себе, все настойчивее искал знаний, которые помогли бы действовать. Особое значение Огарев придавал разработке философской системы, служившей теоретическим обоснованием деятельности. "Узнай точку, на которой ты поставлен в мире - писал он в 1835, - и твоя будущность ярко разовьется пред тобою".

Николай Огарев остро ощущает свое одиночество: от друзей он был

Н.П. Огарев с женой Марией Львовной. 1840 год

оторван, переписка с Герценом стала крайне нерегулярной. Он искал единомышленников и, казалось, нашел: в Марии Львовне Рославлевой Огарев увидел женщину, которая станет его соратницей и подругой. Мария Львовна была племянницей пензенского губернатора Панчулидзева и жила в его доме. Не очень красивая, она умела нравиться, была образованна и обладала своевольным и увлекающимся характером. Нет оснований думать, что Мария Львовна лицемерила, убеждая жениха в готовности принести свою жизнь в жертву всеобщему благу. Вероятнее всего, она не предполагала, что мягкий и бесконечно любящий ее поэт будет так тверд в своих убеждениях. Вскоре после свадьбы обнаружилось полное несходство их жизненных позиций... Став женой богатого человека, она со всей страстностью и безудержностью желаний бросилась в светскую жизнь. Поездка на Кавказ, с разрешения Панчулидзева, показала, как далека от него жена. Во время этой поездки произошла встреча с сосланными на Кавказ декабристами, о которой Огарев помнил долгие годы. Под впечатлением встречи он написал стихотворение "Я видел вас, пришельцы дальних стран...".Особенно Огарёв сблизился с Одоевским, через сорок лет он посвятит памяти поэта-декабриста стихотворение "Героическая симфония Бетховена":

Я вспомнил вас, торжественные звуки,
Но применил не к витязю войны,

А к людям доблестным, погибшим среди муки,

За дело вольное народа и страны;

Я вспомнил петлей пять голов казненных

И их спокойное умершее чело,

И их друзей, на каторге сраженных,

Умерших твердо и светло.

Мне слышатся торжественные звуки

Конца, который грозно трепетал,

И жалко мне, что я умру без муки

За дело вольное, которого искал.

В ноябре 1838 отец Огарева умер, оставив сыну земельные владения и свыше четырех тысяч ревизских душ. И Огарев приступил к осуществлению плана освобождения принадлежащих ему крепостных. В октябре 1840 он подписывает договор с доверенными выборными лицами от крестьян, по которому 1800 крепостных села Белоомут становились свободными за небольшой выкуп. Договор долго не утверждался царем, завершение дела состоялось в 1846. Жена не одобряла действий Огарева. С помощью влиятельных родственников в 1839 она добилась возвращения мужа из ссылки и после переезда в Москву сама ушла в светскую жизнь, и тянула в нее Огарева, стараясь оторвать его от друзей, прежде всего от Герцена.

Мучаясь общественными и личными противоречиями, Огарев ищет в философии путь к гармонии. Через несколько лет он разочаровывается в Гегеле и обращается к Фейербаху, Канту, к изучению экономических вопросов. "Мир с жизнью посредством науки, - и любовь к жизни посредством поэзии - вот пароль на пропуск через 60 лет, которые мы проживем".

В 1841 году он уезжает за границу, где пробыл с небольшими перерывами до 1846 года.

Тускло месяц дальной 
Светит сквозь тумана, 

И лежит печально 

Снежная поляна.

Белые с морозу 

Вдоль пути рядами 

Тянутся березы 

С голыми сучками.

Тройка мчится лихо, 

Колокольчик звонок; 

Напевает тихо 

Мой ямщик спросонок.

Я в кибитке валкой 

Еду да тоскую: 

Скучно мне да жалко 

Сторону родную.

После возвращения из ссылки поэзия занимает большее время в жизни Огарева. Писать он начал рано. Юношеским стихотворениям Огарева присуще романтическое восприятие мира. Его лирический герой не приемлет окружающей действительности. Но поэт не отстраняется от мира, он пристально вглядывается в него, замечая социальные противоречия, ищет выход. Романтизм Огарева носил активно-революционный характер, в нем уже были заложены тенденции, которые привели его в русло реалистического направления русской литературы. В мае 1840 в "Отечественных записках" опубликовали стихотворение Огарева "Старый дом". Дом Яковлева, где уже никто не жил и где так часто прежде бывал Огарев, навещая Герцена, наводит его на воспоминания о невозвратном прошлом. В действительности все обитатели дома тогда еще были живы, но Огареву была важна мысль о необратимости времени, о быстропреходящей жизни, и он заканчивает стихотворение нотой глубокой печали:

И мне страшно вдруг стало. Дрожал я, 
На кладбище я будто стоял, 

И родных мертвецов вызывал я, 

Но из мертвых никто не восстал.

В октябре публикуют стихотворение Огарева "Деревенский сторож". Он начинает регулярно посылать произведения в лучшее тогда издание: "Отечественные записки", - журнал, критический отдел которого вел Белинский. Стихотворения Огарева приобретают известность. Страстный почитатель Пушкина и Лермонтова, воспитанный на произведениях Шиллера, увлекающийся терпкой иронией стихов Гейне, Огарев широко использует их мотивы. Однако не подражания и не переводы определяют поэтическое его лицо. Лирический герой Огарева - человек 40-х, который размышляет о жизни, ищет пути ее улучшения, верит, что они есть. В 1842 Огарев писал жене: "Философия примиряет в мысли - так! да факт-то, дело-то нам надо, подавай сюда счастье действительной жизни, да и только. А где оно? Что делать! Как вытащить страдающих из страданий? Где вера? Где надежда?".

Душевные противоречия, терзающие Огарева и его современников, отражены им в стихотворениях "Разлад", "Разорванность", "Хандра". Характеризуя творчество друга Герцен писал: "Поэзия, печальная и меланхоличная, в которой переплетаются скептицизм и верное ощущение нашего положения при Николае, нашла истинного представителя в Огареве".

С стихотворениями Огарева "Зимняя ночь", "Кабак", "Изба" в поэзию входит бедный "прозаический" быт, простые люди, чье счастье и горе определяются не роком и высокими страстями - это темы новой поэзии, ярчайшим представителем которой позже стал Некрасов.

Для Огарева, как до него для Пушкина и для Лермонтова, родная страна - это одновременно и самый дорогой на свете край, и место, где он больше всего перенес гонений и страданий:

Благодарю за день рожденья, 
За ширь степей и за зиму, 

За сердцу сладкие мгновенья, 

За горький опыт, за тюрьму...

Николай Огарев - тонкий и проникновенный поэт природы, хотя пейзажные зарисовки не носят самостоятельного характера, не даются сами по себе, они всегда повод к философским размышлениям о человеке и его судьбе. В стихотворениях "Туман над тусклою рекой...", "Полдень", "Весна" природа - напоминание о полноте жизни, о ее красоте и гармонии, полная загадок и непонятого величия. Человек не теряется в ней, не чувствует себя ничтожным:

Гуляю я в великом божьем мире 
И жадно впечатления ловлю, 

И все они волнуют грудь мою, 

И струны откликаются на лире.

В лучших произведениях Огареву удается передать чувства человека в минуты душевной взволнованности и подъема. Белинский писал: "Вероятно, читатели "Отечественных записок" обратили внимание на стихотворения г. Огарева, отличающиеся особенною внутреннею меланхолическою музыкальностию; все эти пьесы почерпнуты из столь глубокого, хотя и тихого чувства, что часто, не обнаруживая в себе прямой и определенной мысли, они погружают душу именно в невыразимое ощущение того чувства, которого сами они только как бы невольные отзывы, выброшенные переполнившимся волнением".

Песнь моя летит с мольбою
   Тихо в час ночной.

В рощу легкою стопою

   Ты приди, друг мой.

При луне шумят уныло

   Листья в поздний час,

И никто, о друг мой милый,

   Не услышит нас.

Слышишь, в роще зазвучали

   Песни соловья,

Звуки их полны печали,

   Молят за меня.

В них понятно все томленье,

   Вся тоска любви,

И наводят умиленье

   На душу они,

Дай же доступ их призванью

   Ты душе своей

И на тайное свиданье

   Ты приди скорей!

Увлекающийся музыкой, Огарев вводит в поэзию ее жанры, создав свои "Nocturno" с их тревожным, "ночным" настроением. Через много лет Бунин, признавался, что чтение одного из них послужило импульсом к созданию лирического рассказа - "Темные аллеи"

"Умением умолчать, недоговорить и самой недомолвкой сказать так полно и много, как не сказалось бы в самом красноречивом рассказе, воспользовались поэты следующих поколений, - писал исследователь творчества Огарева: Стоит вспомнить превосходные стихи гр. А. Толстого: "То было раннею весной...", чтобы тотчас почувствовать, как он воспользовался манерой Огарева и особенно стихотворением "Обыкновенная повесть".

Огарев был поэтом не только жизни сердца, но и борений разума, он вслед за Пушкиным, Лермонтовым, Тютчевым, Баратынским развивал философское начало в поэзии. В середине 40-х Огарев создает поэтический цикл "Монологи", сделавший его имя популярным.

Мысль! мысль! как страшно мне теперь твое движенье. 
Страшна твоя тяжелая борьба! 

Грозней небесных бурь несешь ты разрушенье, 

Неумолима, как сама судьба.

Обращался Огарев и к большим поэтическим формам. В 30-40-е он создает поэмы "Дон", "Царица моря", первую и вторую части поэмы "Юмор", ставшую значительным событием. Пробует себя Огарев и в жанрах прозы: кроме философских статей и написанных в 30-е произведений "Толпа", "Три мгновения", он начинает повести "История одной проститутки", "Саша", "Гулевой". Все они остались незавершенными. 

Как дорожу я прекрасным мгновеньем!
Музыкой вдруг наполняется слух,

Звуки несутся с каким-то стремленьем,

Звуки откуда-то льются вокруг,

Сердце за ними стремится тревожно,

Хочет за ними куда-то лететь...

В эти минуты растаять бы можно,

В эти минуты легко умереть.

Вернувшись в Россию в начале 1846, Огарев через несколько месяцев покидает Москву и надолго поселяется в деревне. Пребывание в Москве показало, какие глубокие разногласия наметились в понимании важнейших мировоззренческих проблем у Огарева и Герцена с остальными членами московского кружка. Философско-материалистические взгляды Герцена и Огарева, их понимание социально-политических вопросов для Грановского, Кетчера, Корша, Боткина... оказались неприемлемыми. Разрыв был неминуем. Поясняя его важность и неизбежность, Герцен писал в "Былом и думах": "Вся наша деятельность была в сфере мышления и пропаганде наших убеждений... Какие же могли быть уступки на этом поле?.."

Огарев, оставшись один после отъезда Герцена за границу, решает заняться реформаторской практикой в своих имениях. Его главной задачей становится уничтожение барщины и введение вольнонаемного труда. Для достижения этой цели Огарев пытается внедрить фермерский способ ведения хозяйства на принадлежащих ему землях, строит суконную и приобретает Тальскую писчебумажную фабрику. Утопические начала, положенные Огаревым в основу хозяйственных преобразований, оказались несостоятельными в условиях России.

Действия Огарева начинают привлекать внимание властей. Причиной тому послужили и некоторые обстоятельства его личной жизни.

В 1849 происходит его сближение с дочерью соседа и друга Натальей Алексеевной Тучковой. А Мария Львовна наотрез отказала в разводе. Это не остановило Наталью Алексеевну. Лишь через несколько лет, после смерти первой жены, Огарев оформляет свой брак с Тучковой, а до тех пор их совместная жизнь была вызовом обществу, тем более что пензенским губернатором по-прежнему оставался Панчулидзев, дядя Марии Львовны. На Огарева поступают доносы. Панчулидзев сообщает министру внутренних дел о "вольнодумии" и "безнравственности" Огарева. В феврале 1850 Огарева арестовали и препроводили в Петербург. Обвинение было признано необоснованным, но жизнь в России стала для Огарева нестерпимой. В 1856, после нескольких лет хлопот и напрасных ожиданий, Огарев с Натальей Алексеевной уезжают в Англию, к Герцену.

В 1856 происходят, важные для Огарева- поэта события: вышел первый сборник его стихотворений и была опубликована одна из его лучших поэм - "Зимний путь".

"Истинным шедевром, в котором он совместил всю свою поэзию, всего себя со всей своей задушевной и задумчивой прелестью", - назвал поэму Тургенев в письме к Анненкову, добавив: "Мы с Толстым уже три раза упивались этим нектаром".

Поэма состоит из десяти глав. Объединенные образом героя-путешественника, эти главы представляют собой ряд эпизодов русской жизни, поданных иногда в лирических, иногда в трагических, а иногда и в саркастических тонах. Выгоревшая нищая деревня, запустение дворянской усадьбы, загубленная жизнь бедняка-учителя - и рядом вечно прекрасная природа, роща, где

Звонко пел во мгле ветвей 
Печаль и счастье соловей.

Тонкий лиризм в сочетании со строгим реализмом в изображении жизненных явлений сделали поэму Огарева заметным явлением в литературной жизни. Либеральная критика подчеркивала мотивы грусти, безысходности, тоски. Огарев представал поэтом, понятным лишь узкому кругу читателей. "Воспоминание о чем-то милом, слабом, грустном, мечтательном, - писал Дружинин, - как-то поневоле сливается со всяким отзывом о даровании г. Огарева. Картины, им изображаемые, могли трогать только записных любителей поэзии, масса читателей не могла с особенным радушием на них любоваться".

Чернышевский в рецензии на сборник Огарева, как и Герцен в своих отзывах, подчеркивал типичность его настроений для определенной эпохи. Поэзия Огарева, пишет Чернышевский, "принадлежит истории". Тесно связывая имя Огарева с именем Герцена, которого назвать по цензурным соображениям Чернышевский не мог, он подчеркивает в своей рецензии значение деятельности друзей для русского освободительного движения и утверждает, что творчество Огарева займет "одну из самых блестящих и чистых страниц в истории нашей литературы".

Н.П Огарев и А.И. Герцен

Встреча Огарева с Герценом в Лондоне после десятилетней разлуки ознаменовала новый этап. На первый план выдвигается публицистическая, издательская деятельность Огарёва. Он активно участвует в работе созданной Герценом Вольной русской типографии, пишет статьи для альманаха "Полярная звезда". Огареву принадлежала идея издания газеты "Колокол".

В эти годы развернулось дарование Огарева как публициста и общественного деятеля. При его активном участии в России создается тайное революционное общество "Земля и воля", ему принадлежит около двухсот статей в "Колоколе". Вместе с Герценом публикуют разоблачающие русское самодержавие документы и произведения. К сборнику "Русская потаенная литература XIX столетия" Огарев пишет вступительную статью, излагающую взгляд на "гражданское движение в стихотворной литературе". Статья эта, близкая знаменитой статье Герцена "О развитии революционных идей в России", рисует картину развития русской общественной мысли и ее отражении в поэзии Пушкина, Рылеева, Полежаева, Кольцова, Лермонтова, Некрасова. "Живая связь с жизнью" - основа действенности поэтического произведения.

Огарев создает ряд стихотворений, посвященных тем, кто отдал все силы делу освобождения народов: "Ворцель", "Памяти Рылеева", "Михайлову". Их подвиг труден, но не бесплоден: погибших помнят, за ними идут новые поколения. Обращаясь к Михайлову, Огарев пишет:

Твой подвиг даром не пропал - 
Он чары страха разорвал; 

Иди ж на каторгу бодрей, 

Ты дело сделал - не жалей!

Новые оттенки приобретает образ поэта. В "Письмах деревенского жителя", созданных еще в России, Николай Огарев замечает: "Если поэт и не созидает новых условий жизни, тем не менее слово его сильно колеблет неправду". Теперь это убеждение получает развитие в поэзии Огарева. Поэт может влиять на жизнь, слово - могущественная сила:

Забудь уныния язык! 
Хочу - помимо произвола, - 

Чтоб ты благоговеть привык 

Перед святынею глагола.

Во многих стихотворениях Огарев размышляет об итогах своей жизни, о ее смысле. Свобода - вот что вбирает в себя все его стремления и определяет всю его деятельность ("Свобода").

Гражданские мотивы звучат в поэзии Огарева в эти годы сильнее, чем в прежде, но и теперь рядом с ними продолжает существовать мягкая, интимная лирика.

По краям дороги 
В тишине глубокой 

Темные деревья 

Поднялись высоко; 

С неба светят звезды 

Мирно сверх тумана... 

Сердце? Сердце просит 

Нового обмана.

Личная жизнь Огарева сложилась трагически. Наталья Алексеевна не дала ему счастья. Полюбив Герцена, она стала его женой, хотя формально и продолжала носить фамилию Огарева. Никогда ни единым словом Огарев не попрекнул ни друга, ни оставившую его женщину. Нравственная высота Огарева, его спокойное мужество и доброта были удивительными, единственными в своем роде.

Николай Огарев пишет воспоминания: в стихотворной форме ("Воспоминания детства", "Бабушка", "Exil") и в прозаической. Автобиографическая проза Огарева представляет собой лишь фрагменты - "Кавказские воды", "Моя исповедь", "Записки русского помещика" - задуманного большого полотна. Но в этих отрывках нашли отражение важнейшие этапы жизни Огарева: встреча с сосланными декабристами в "Кавказских водах", становление революционных убеждений, тщательно прослеженное в "Моей исповеди".

Автобиографический элемент значителен и в поэмах Огарева. "Юмор", над которым он продолжал работу, "Тюрьма", "Матвей Радаев" воссоздают образ человека передовых убеждений, ищущего пути борьбы с самодержавием и крепостничеством.

Многие поэмы остались незаконченными, но они важны в творчестве Огарева. Проблематика поэм, отражавшая идейные искания лучшей части русского общества, в сочетании с реалистическим изображением действительности и своеобразием творческого метода, позволившего Огареву дать в поэмах органический синтез лирики, сатиры, иронии, сделали его поэмы заметным явлением в развитии русской поэзии. Они широко распространялись в списках, отрывки из них заучивались наизусть, перекладывались на музыку.

Присущее всему творчеству Огарева стремление к постановке важнейших общественных вопросов, пафос революционности, понимание необходимости связи с народными массами для победы того дела, которому всю жизнь служил Огарев, заставляло его искать новые поэтические формы. В таких произведениях, как "Восточный вопрос в панораме", "Гой, ребята, люди русские...", "За столом сидел седой дедушка", "Песня русской няньки у постели барского ребенка", Огарев использует разнообразные формы народной поэзии: раешник, речитатив, приемы народных зрелищ, например, панорамы.

Люблю я Моцарта; умел он забавляться,
Дурного скрипача и слушать и смеяться;

Он даже сочинил чудеснейший квартет,

Где всё - фальшивый звук и ладу вовсе нет;

Над этим, как дитя, он хохотал безмерно,

Художник и мудрец! О, Моцарт беспримерный!

Скажи мне, где мне взять тот добродушный смех,

Который в хаосе встречает ряд утех,

Затем, что на сердце - дорогою привольной -

Так просто весело и внутренно не больно!

Эпиграммы, такие стихотворения, как "Отступнице", демонстрировали возможности не только Огарева-лирика, но и Огарева-сатирика. Эволюция взглядов Огарева, приведшая его от дворянской революционности к революционному демократизму, сказалась в его творчестве четкостью и определенностью политических оценок, непримиримостью в борьбе с самодержавием и всеми формами угнетения человека.

Пережив в 1870 смерть Герцена, оставшись одиноким, Огарев продолжал работать, движимый верой в будущность своей - родины и необходимостью деятельности для ее блага. За год до смерти Огарев писал: "Хотелось бы на Русь. В самом деле, я новый социальный элемент вижу там, и только там".

Берёза в моём стародавнем саду
Зелёные ветви склоняла к пруду.

Свежо с переливчатой зыби пруда

На старые корни плескала вода.

Под веянье листьев, под говор волны

Когда-то мне грезились детские сны.

С тех пор протянулося множество лет

В волнении праздном и счастья и бед,

И сад мой заглох, и берёза давно

Сломилась, свалилась на мокрое дно.

И сам я дряхлею в чужой стороне,

На отдых холодный пора, знать, и мне,

А всё не забыл я про детские сны

Под веянье листьев, под говор волны.

12 нюня 1877 Николай Огарев скончался в английском Гринвиче. В 1966 его прах был перенесен в Москву. Судьба творческого наследия Огарева не проста. В течение многих десятилетий при жизни Огарева и особенно после его смерти бытовала легенда о нем как о "самом мрачном из русских поэтов" , певце безнадежности, лишь волею случая оказавшемся в стане политических борцов. В то же время всегда существовало и другое понимание жизни и творчества Огарева. Белинский, Некрасов, Добролюбов, Чернышевский видели в Огареве самобытного общественного деятеля, замечательного поэта, человека "высшего разбора".

В ярком, созвездии русских поэтических имен имя Огарева светит скромным, но самостоятельным светом. Его произведения, полные надежд и скорби, разочарования и порывов к будущему, были для его современников и остаются для нас примером неустанной работы духа, ищущего и мужественного в своих исканиях.

Перечитывая стихи и поэмы отца-основателя «Колокола», его публицистику, особенно пронзительно начинаешь понимать, что хотя и прошло много лет со дня смерти Николая Платоновича, в нашей любимой России мало что меняется: «Скучно мне да жалко сторону родную», но есть надежда, что «стезёю благодатною Русь вперед помчится вольная!». И это не случайно, ведь до сих пор заслуживающие внимания его стихи «полны искренности, в них есть живая интонация, как бы раздумье вслух. Творчество Николая Платоновича Огарёва – важная страница русской гражданской поэзии». «Поэт истинный» и истинный патриот, он был одним из тех исключительных по своим достоинствам личностей, кому принадлежал, по собственному его выражению, «клич на подвиг, вызов на дело».

Вячеслав НЕФЁДОВ

Источник