суббота, 16 мая 2015 г.

"Ленинградская Мадонна". К 105-летию Ольги Берггольц


Ленинградские литераторы хорошо помнили юную девушку с длинными золотыми косами, приходившую на литзанятия группы «Смена». Ее стихи были отмечены несомненным дарованием. О ней с симпатией отзывались К. Чуковский, С. Маршак и М. Горький. Однако тот голос, что зазвучал зимой 1942 года, трудно было соотнести с масштабами знакомой лирики.
«Строгий и скупой на слова Ленинград творил о ней легенду, особый ленинградский миф, в котором все было правдой, – писал литературовед А. Павловский. – Ольгу Берггольц, недавнюю комсомолку, молодую коммунистку, называли «ленинградской мадонной», подвижницей, святой!.. Ее стих, ее голос какое-то время, в самую тяжелую, смертельную пору, жил исключительно в эфире.
Я говорю с тобой под свист снарядов,
угрюмым заревом озарена.
Я говорю с тобой из Ленинграда,
страна моя, печальная страна…
Ее душа и слово были настроены так, чтобы постоянно впитывать и удерживать в себе людское страдание, постоянно идти на боль, как на костер, чтобы, обуглив душу, обратить страдание в силу, отчаяние – в надежду и даже саму смерть – в бессмертие. Судьбою Ольги Берггольц стали мужество, страдания и победоносное терпение блокадного города».
Она родилась в 1910 году в Петербурге в семье врача, который работал на одном из заводов Невской заставы. Там прошли ее детство, школьные годы, там написались и первые стихи. После окончания школы в 1926 году она устроилась курьером при типографии. Ей нравилось, что события, о которых люди узнают лишь завтра утром, ей известны уже сегодня…
В том же году шестнадцатилетняя Ольга пришла в литгруппу «Смена» – объединение молодых ленинградских писателей при ЛАПП (Ленинградской ассоциации пролетарских писателей). Вот как спустя годы она рассказывала о том времени:
«В литгруппу «Смена» приходила разная молодежь: ребята и девчата с предприятий, порой едва владеющие правописанием, но слагающие стихи; были журналисты, студенты, многие – комсомольцы, одетые с тогдашней естественно-аскетической простотой… все очень молодые и все – прямолинейно-беспощадные друг к другу, потому что были беззаветно, бесстрашно, я бы сказала – яростно влюблены в поэзию». И поэты, по утверждению Берггольц, несли на своих плечах «ответственность эпохи».
«Смена» в жизни Ольги Берггольц сыграла значительную роль. Там собиралась талантливая литературная молодежь. Наиболее близким ей поэтом оказался Борис Корнилов.

Борис Корнилов и Ольга Берггольц. 1929
«Глаза у него были узкого разреза, он был слегка скуласт и читал (стихи. – Авт.) с такой уверенностью в том, что читает, что я сразу подумала: «Это ОН». Это был Борис Корнилов – мой первый муж, отец моей первой дочери», – писала она в автобиографии.
Именно Борис Корнилов вместе с композитором Дмитрием Шостаковичем написал известную «Песню о встречном» (1931 г.): «Нас утро встречает прохладой…», которая долгие годы пользовалась широкой популярностью. Песня, но не автор, расстрелянный в 1936-м…
С Ольгой Берггольц Корнилов расстался задолго до своей гибели.  Этот брак двух поэтов оказался несчастливым…
Мы больше не увидимся, –
прощай, улыбнись…
Скажи, не в обиде ты
на быстрые дни?..

В 1930 году Ольга Берггольц окончила филологический факультет Ленинградского университета и вместе с Николаем Молчановым, однокурсником, за которого вышла замуж, уехала в Казахстан, где работала разъездным корреспондентом.


Николай Молчанов и Ольга Берггольц. г. Алма-Ата, 1930
«Строить фундамент социализма я поехала с Николаем Степановичем Молчановым. Любовью моей. Всегдашней. Если говорить правду, мы сбежали из Ленинграда», – откровенно напишет поэтесса много лет спустя.
То была пора молодости, любви, самых радужных надежд на будущее. Иными словами, то была редкая и уже никогда более не случавшаяся в жизни Ольги Берггольц пора полного молодого счастья.
«…Приезжает небезызвестный М. Горький, – сообщала она мужу в сентябре 1931 года. – Колька, Горький до того милый, хороший парень, что я просто обалдела. Сидела с человеком, который написал «Клима Самгина»!..»
По складу характера Берггольц была спорщицей. Все близко знавшие Ольгу Федоровну отмечали ее склонность к различным розыгрышам и мистификации. Но рассказывать о себе она ничего не любила, считая, что это за нее делают стихи.
О, мудрость щедрейшего бабьего лета,
с отрадой тебя принимаю… И все же,
любовь моя, где ты, аукнемся, где ты?
А рощи безмолвны, а звезды все строже…
Вот видишь – проходит пора звездопада,
и, кажется, время навек разлучаться…
…А я лишь теперь понимаю, как надо
любить, и жалеть, и прощать, и прощаться…
В конце 1930-х Ольга Федоровна одну за другой похоронила своих маленьких дочерей, а в 1937 году по ложному навету была арестована. Из заключения она вышла в 1939-м…


«Но жизнь не сломила ее, и песенная сила ее не иссякла, только исчезла акварельность, краски стали интенсивнее и темнее от внутреннего жара» (А. Павловский).
«Душевная рана наша, моя и Николая, зияла и болела нестерпимо, – писала поэтесса о том сложном времени. – Мы еще не успели ощутить во всей мере свои утраты и свою боль, как грянула Великая Отечественная война, началась блокада Ленинграда. Я пробыла в городе на Неве всю блокаду. Николай умер от голода в 1942 году…»
Ольга Берггольц на Ленинградском фронте. Сентябрь 1942 года.
Когда началась война, поэтесса, по словам ее сестры Марии Федоровны, встала на защиту отчизны, как «полководцы, бросаемые на фронт прямо из тюрем». Всю войну Берггольц работала на ленинградском радио, куда пришла 23 июня 1941 года. Ее выступления впоследствии называли «феноменом Берггольц»: поэтесса создавала произведения, рассчитанные прежде всего на произнесение, на восприятие «с голоса». Стихи были точно документированы и посвящены конкретным событиям из жизни блокадного Ленинграда. Тема памяти, верности этому трагическому времени до конца дней оставалась ведущей в творчестве Ольги Берггольц.
«У Берггольц было множество друзей, – сообщает в своих воспоминаниях литератор Дмитрий Хренков. – И она была памятлива к ним, отзывчива. Любила собирать нас, особенно тогда, когда болезнь отпускала ее и она могла много и шумно веселиться… Те, кто навещал ее на Черной речке, нередко одаривались щедро: Ольга Федоровна вспоминала какие-то эпизоды, – нет, не вспоминала, а, скорее, разыгрывала мини-спектакли, чтобы мы, слушатели, не только могли узнать что-то очень интересное, но и представить происходившее. Не родись поэтом, она могла бы, по-моему, стать отличной актрисой – столь щедро была наделена даром перевоплощения… Каждому из друзей был отведен уголок в ее сердце…
Михаил Светлов властвовал в ее сердце принцем, беззаботным, нетребовательным и веселым… Светлов был в числе тех, у кого Берггольц училась. Потом учитель и ученица стали друзьями. Дружба размыла разницу в возрасте… Они любили вместе выступать на литературных вечерах, а в застольях состязались в остроумии».
Ольга Берггольц и Михаил Светлов. Переделкино, 1960 год
Дружила поэтесса и с опальной актрисой Татьяной Окуневской. В начале 1950-х, когда ту гоняли по бесконечным «воспитательно-трудовым» лагерям, всеми правдами и неправдами отправляла подруге продуктовые передачи, весточки и новые, нигде не публиковавшиеся стихи Анны Ахматовой.

Ольга Берггольц и Анна Ахматова. 1947 год.
Дневниковые записи поэтессы, опубликованные уже после ее смерти, свидетельствуют о том, как мучительно она пыталась постичь смысл своей трагической эпохи:
«Оглядываюсь на прошедшие годы и ужасаюсь. Не только за свою жизнь. Где все? Куда оно проваливается, в чем исчезает и, главное, – зачем, зачем?! Сколько силы было, веры, бесстрашия… было ощущение неисчерпанности, бесконечности жизни, была нерушимая убежденность в деле, в правильности всего, что делал… Где же, где все?».
Не может быть, чтоб жили мы напрасно!
Вот, обернувшись к юности, кричу:
«Ты с нами! Ты безумна! Ты прекрасна!
Ты, горнему подобная лучу!»
На юбилейном вечере в честь 60-летия Ольги Берггольц.
 Ленинград, Дом писателей имени Маяковского. 1970 год.
Все послевоенные десятилетия – пора напряженной работы, не прекращавшейся до последнего дня (13 ноября 1975 года) Ольги Берггольц. Ее стихи свидетельствовали не только о мужестве и прозорливости, соединенной с мудростью, но и о том, что ее песенная сила не пропала. Наоборот – все послевоенное творчество поэтессы говорит об удивительном, редкостном по красоте расцвете ее таланта.


Ее сестра Мария Федоровна Берггольц, которая была хранительницей архива поэтессы и пропагандисткой ее творчества, прожила долгую жизнь и умерла в 2003 году.


*****
Я никогда героем не была,
не жаждала ни славы, ни награды.
Дыша одним дыханьем с Ленинградом,
я не геройствовала, а жила.

И не хвалюсь я тем, что в дни блокады
не изменяла радости земной,
что, как роса, сияла эта радость,
угрюмо озаренная войной.

И если чем-нибудь могу гордиться,
то, как и все друзья мои вокруг,
горжусь, что до сих пор могу трудиться,
не складывая ослабевших рук.
Горжусь, что в эти дни, как никогда,
мы знали вдохновение труда.

В грязи, во мраке, в голоде, в печали,
где смерть, как тень, тащилась по пятам,
такими мы счастливыми бывали,
такой свободой бурною дышали,
что внуки позавидовали б нам.

О да, мы счастье страшное открыли —
достойно не воспетое пока,—
когда последней коркою делились,
последнею щепоткой табака;
когда вели полночные беседы
у бедного и дымного огня,
как будем жить,
когда придет победа,
всю нашу жизнь по-новому ценя.
*****
Ответ
А я вам говорю, что нет
напрасно прожитых мной лет,
ненужно пройденных путей,
впустую слышанных вестей.
Нет невоспринятых миров,
нет мнимо розданных даров,
любви напрасной тоже нет.
Любви обманутой, больной,
её нетленно чистый свет
всегда во мне,
всегда со мной.
И никогда не поздно снова
начать всю жизнь,
начать весь путь,
и так, чтоб в прошлом бы – ни слова,
ни стона бы не зачеркнуть.

Ссылки:

Комментариев нет:

Отправить комментарий