Борис Александрович
Ручьёв (настоящая фамилия — Кривощёков) родился 15 июня 1913 года в
Троицке (ныне Челябинская область).
В 1925 году
состоялась первая литературная публикация поэта: в газете «Красный Курган» были
напечатаны первые стихи за подписью «Борис Кривощёков» — «О субботнике», «На
озере», «Граммофон», «В школе», «Зима».
Осенью 1930 года
с другом Михаилом Люгариным он едет в Москву в надежде опубликовать стихи в
столичном журнале «Октябрь». Попытка окончилась неудачей, и друзья принимают
решение поехать на Магнитострой. На новом месте ему довелось поработать
плотником и бетонщиком. Здесь юный поэт вступил в литературно объединение
«Буксир» и начал активно публиковаться в многочисленных газетах и журналах,
издававшихся на Магнитострое.
26 декабря 1937 года
Ручьёв был арестован в Златоусте по клеветническому обвинению в
контрреволюционном преступлении и осуждён. Свой срок заключения с 1938 по 1947
Ручьёв отбывал в лагерях Севвостоклага НКВД на Крайнем Севере — на «полюсе
холода» в Оймяконе. Несмотря на каторжный труд, неважное здоровье и гнетущее
моральное состояние, в эти годы Ручьёв не отложил перо: в ссылке им была
создана поэма «Невидимка», посвященная Великой Отечественной войне, права участвовать
в которой с оружием в руках он был лишен. Были написаны также поэмы «Прощание с
молодостью» и цикл стихов «Красное солнышко», за который ему была присуждена
Государственная премия.
В 1957 после реабилитации вернулся в
Магнитогорск, город с которым тесно связано его творчество. Последние
годы жизни принесли поэту всесоюзную славу и любовь читателей — новые его
поэтические сборники выходили из печати чуть ли не ежегодно, а стихи
переводились на многие языки. Помимо поэтической деятельности, Ручьёв активно
публиковал и критические заметки, отслеживая и комментируя книжные новинки
земляков-уральцев — его статьи часто публиковались в «Литературной газете» (ряд
своих критических материалов Ручьёв подписал псевдонимом «К. Васильев»). Скончался
Борис Ручьёв в Магнитогорске 24 октября
1973.
«Когда бы
мы, старея год от году...»
Сборник "Красное солнышко" Когда бы мы, старея год от году, всю жизнь бок о бок прожили вдвоем, я, верно, мог бы лгать тебе в угоду о женском обаянии твоем. Тебя я знал бы в платьицах из ситца, в домашних туфлях, будничной, такой, что не тревожит, не зовет, не снится, привыкнув жить у сердца, под рукой. Я, верно, посчитал бы невозможным, что здесь, в краю глухих, полярных зим, в распадках горных, в сумраке таежном, ты станешь красным солнышком моим. До боли обмораживая руки, порой до слез тоскуя по огню, в сухих глазах, поблекших от разлуки, одну тебя годами я храню. И ты, совсем живая, близко-близко, все ласковей, все ярче, все живей, идешь ко мне с тревогой материнской в изломе тонких девичьих бровей. Еще пурга во мгле заносит крышу и, как вчера, на небе зорьки нет, а я уже спросонок будто слышу: «Хороший мой. Проснись. Уже рассвет...» Ты шла со мной по горным перевалам, по льдинкам рек, с привала на привал. Вела меня, когда я шел усталым, и грела грудь, когда я замерзал. А по ночам, жалея за усталость, склонясь над изголовьем, как сестра, одним дыханьем губ моих касалась и сторожила сон мой до утра. Чтоб знала ты: в полярный холод лютый, в душе сбирая горсть последних сил, я без тебя — не прожил ни минуты, и без тебя — ни шагу не ступил. Пусть старый твой портрет в снегах потерян, пусть не входить мне в комнатку твою, пусть ты другого любишь, — я не верю, я никому тебя не отдаю. И пусть их, как назло, бушуют зимы, — мне кажется, я всё переживу, покуда ты в глазах неугасима и так близка мне в снах и наяву. |
Вечный
пламень
Индустрия — вечный мой город,
я сам — твой строитель и брат,
твоим деревенским Егором
был словно б столетье назад.
Я сам, будто в давнее время,
намучившись, как ученик,
премудрость
металлотворенья
твоим подмастерьем постиг.
Мы оба историей стали,
хотя и не равен наш век:
ты — мир из бетона и
стали,
я — мастер твой, но
человек.
По праву всего поколенья,
что было твоим целиком,
я стал твоим слухом, и
зреньем,
и верным твоим языком.
Мы, люди, не смертны у горнов,
ни старость, ни немочь — не в счет,
в тот час, когда змеем покорным
стихия металла течет.
Здесь всяк по душевному праву
к железному долгу привык…
И вечного пламени плавок
нельзя погасить ни на миг.
|
По материалам сайтов http://ruchyov.ouc.ru/,
http://www.hrono.info/biograf/bio_r/ruchiev_b.php
Комментариев нет:
Отправить комментарий